— Коли сметанки хотите или, к примеру, творожку, то я мигом! — спохватилась она.
Алексей помотал головой и незаметно для других ослабил ремень.
Сытый, чуточку пьяный, он лег и сразу утонул в перине. Лежал с открытыми глазами и удивлялся неожиданному повороту в своей судьбе. Из кухни доносились голоса, плеск воды. Потом все стихло. Алексей хотел повернуться к стене и уснуть, но скрипнула дверь, появилась Татьяна в кружевной исподнице. Она помешкала на пороге, чуть слышно вздохнула и пошла назад. Он вспомнил, как откровенно поглядывала на него эта девушка, и, беззвучно рассмеявшись, подумал, что на фронте и в госпитале ребята были правы: красивых девчат теперь действительно навалом, как говорится, на любой вкус и цвет.
Алексей еще не был искушен в амурных делах: мимолетная связь на переформировке, интрижка в госпитале — вот и все его похождения. Это, однако, не мешало ему то многозначительно, то покровительственно покашливать, когда однополчане или однопалатники рассказывали о своих победах, — хотелось казаться опытным.
Ловя ухом звук удалявшихся шагов, Алексей вдруг представил Татьяну нагой. Думать об этом было приятно. Но еще приятней было думать о том, что он парень и может привередничать: захочет — пожалеет, захочет — оттолкнет. С этой мыслью Алексей и погрузился в сладкий сон…
Утром он уже сидел в конторе и строчил отчет. Счетовод — дядька с рыхлым, пористым носом — опасливо выспрашивал его. Убедившись, что Алексей ни черта не смыслит в бухгалтерии, успокоился. Заглянула Ниловна. Увидела, как бойко водит пером Алексей, расплылась в улыбке, помчалась по колхозным делам.
Стали появляться молодки. Шуршали юбки, терлись о дверной косяк плюшевые жакеты, отваливалась на выметенный пол грязь с резиновых бот и сапог — шел дождь. Татьяна по-хозяйски вертелась около стола, задевала Алексея юбкой. Навалившись на спинку стула, глянула через его плечо. Он рассерженно обернулся, и она с неохотой отошла.
Молодки подходили к счетоводу, что-то спрашивали, сами же косились на Алексея. Он делал вид — наплевать. Потом примчалась Ниловна и выгнала посторонних.
После обеда в окне промелькнула Верка. Алексей чуть выждал, положил ручку на стол.
— Уборная далеко?
— За конторой.
На крыльце поджидала Верка.
— Как стемнеет, милок, к балочке приходь.
— Дождь же.
— Небось не сахарный. Да и распогодится скоро.
— Обязательно приду. Только где эта балочка?
— Дойдешь до ракит и — вбок.
— Налево или направо?
— Направо.
— Как бы не сбиться.
Верка брызнула синевой глаз.
— Захотишь помиловаться — не собьешься.
И ушла. Алексей вернулся в контору.
Повертев в руках исписанные листы, Ниловна сказала:
— Прочитай-ка лучше сам.
Алексей читал громко, с выражением. Председательша кивала, очень довольная.
— Складно составил. В районе, поди, удивятся… Завтра с утра наглядную агитацию делать будешь — напишешь печатными буквами фамилии и около них цифры проставишь, чтоб все видели, кто как работает. — Ниловна помолчала. — Фатерой-то доволен?
— Доволен.
— К Матихиной Татьяне приглядывайся, а про Верку брось думать.
— Я и не думаю.
— Врешь. Вчера по твоему лицу все поняла.
Алексей отвел глаза. Ниловна вздохнула.
— Скажи Анне Гавриловне, что я велела аванс тебе выдать. Пускай придет к кладовщику и получит.
— Спасибо.
— Устал?
— Ни капельки.
— Все равно на сегодня хватит — отдыхать ступай.
Действительно распогодилось, но воздух был по-прежнему сырой, неприятный. Земля разбухла, на сапоги налипала грязь. Над хатами ломались дымы, расстилались по улице; пахло горелым кизяком.
— Эй! — услышал Алексей и остановился.
Увязая подшипниками на размякшей дороге, его нагнал мужчина с нездоровым от перепоя лицом. Алексей догадался: Веркин брат.
— Здорово живешь! — сказал инвалид и, задрав голову, изучающе посмотрел на Алексея.
— Здравствуй.
— Москвич, говорят?
— Точно.
— Воевал-то где?
— До границы с Польшей дошел.
— А меня под Курском садануло.
Алексей сочувственно помолчал. Веркин брат вынул кисет, свернул козью ножку, угостил табачком. Алексей высек огонь, поднес тлеющий шнур к лицу инвалида: их глаза встретились. Веркин брат выдохнул дым, с нарочитым безразличием спросил:
— Что ты с Веркой-то сотворил, а?
Алексей встревожился. Инвалид усмехнулся.
— Вернулась с Кавказа — будто опоена чем-то. Она и раньше, шалава, взбрыкивалась, но так — никогда.
— Не понимаю, о чем говорите, — сказал Алексей.
— Врешь небось?
Алексей вспомнил Веркин наказ, храбро ответил:
— Зачем мне врать!
Инвалид отшвырнул окурок, вдел руки в ремешки на деревяшках.
— Ты, браток, ей мозги не пудрь. Пускай живет, как жила.
Алексей промолчал. Ловко работая деревяшками, Веркин брат покатил по улице, выбирая места посуше. На душе сразу стало тревожно, в лицо бросилась кровь.
Татьяна, как только он вошел, спросила, не тая любопытства:
— Про что с Веркиным братом гутарил?
— Просто покурили.
— Из окна смотрела — вспыхнул.
— Жарко было.
Татьяна кивнула, и Алексей не понял — поверила или нет. После ужина она достала карты, предложила перекинуться в подкидного дурачка. Алексей покосился на окно: «Время еще детское». Анна Гавриловна внесла керосиновую лампу. Дедок сидел на лавке, прислонившись спиной к печке, шевелил мохнатыми бровями, что-то бормотал.