— Объясни же! — потребовала Зинаида Николаевна.
Что он мог объяснить? Да и нужно ли было это? Позади было двадцать лет совместной жизни, а впереди…
— Давай в другой раз поговорим.
Зинаида Николаевна фыркнула и ушла, хлопнув дверью.
Татьяна уходить не хотела. Напрасно Алексей повторял, что их могут увидеть.
— Наплевать, — беспечно роняла она и продолжала ластиться.
— Дай хоть немного поспать, — взмолился Алексей.
— Спи.
— Если не уйдешь, на кухню смоюсь.
— Боишься?
— За тебя.
Татьяна неохотно сползла с кровати, неторопливо натянула ночную рубашку, направилась к двери, вызывающе шаркая босыми ногами.
— Тише ты.
— Раскомандовался! — громко сказала Татьяна.
«Сейчас прибежит хозяйка и…» От волнения далее во рту пересохло. Но все обошлось.
Утром Анна Гавриловна спросила:
— Как спалось, дорогой постоялец?
Алексей кашлянул.
— Хорошо спалось.
Анна Гавриловна покрутила головой.
— По твоему обличью этого не скажешь.
Алексей воровато глянул на свое отражение в начищенном самоваре: ни черта не понять.
Задевая его широкой юбкой, Татьяна моталась по кухне: побросала на стол вилки и ложки, выставила чугунок с картошкой, покрошила соленые огурцы, лук, покропила салат растительным маслом. Ее лицо с темными полукружьями под глазами светилось.
За ночь сильно развезло. Побелка на хатах потемнела, с ветвей свинцово капало, собаки отряхивались, обдавая брызгами испуганно шарахавшихся кур. Вначале Алексей шел осторожно, прикидывая, куда бы ступить. Сапог каждый раз проваливался в черную и вязкую, как гуталин, грязь, и Алексей, подобрав полы шинели, потопал прямо по лужам.
Ниловна, когда он вошел в контору, дула в телефонную трубку, то и дело нажимала на рычаг. Поздоровавшись, объяснила:
— Надо в район позвонить, а он, — она кивнула на телефон, — оглох.
Алексей тоже подул в трубку и даже поколотил аппарат — никакого результата.
— Пусть молчит, — сказала Ниловна и послала Алексея на ферму — списать показатели.
Он обрадовался — надеялся увидеть там Верку. Записывал, что говорила учетчица, сам же посматривал по сторонам. Потом — тоже по поручению председательши — сбегал в телятник. Верки нигде не было. Алексей встревожился. В голову пришла шальная мысль, что Татьяна уже проболталась и теперь Верка прячется от него. Решив проверить это, покосился на столпившихся около конторы женщин. Показалось, они поглядывают как-то не так. Он вконец расстроился, хотел разыскать Татьяну и спросить — сболтнула или нет, но увидел задумчиво потиравшего небритый подбородок Веркиного брата и направился к нему.
Инвалид был как стеклышко, сразу же попросил взаймы.
— Ни копейки! — Алексей похлопал по карманам.
Веркин брат выругался.
— Опохмелиться самое время, а о долг никто не наливает. У сеструхи наверняка припрятаны гроши, но она божится — истратила.
Алексей изобразил на лице равнодушие.
— Кстати, где она?
Инвалид тоскливо вздохнул.
— С двойняшками сидит. Захворали стервецы, и оба враз. Фельдшера бы надо, а телефон, будь он неладный, испортился.
Захотелось взглянуть на Верку — о большем Алексей и не помышлял.
— Может, я смогу помочь?
Инвалид уныло поскреб под мышкой.
— Какая от тебя польза…
Алексей подумал, что умрет с тоски, если не увидит Верку.
— На фронте я, между прочим, санитаром был.
— Так бы и сказал!
Мать Алексея была педиатром. В довоенное время, когда она работала на периферии, они жили на территории больницы; в их комнате пахло лекарствами, постоянно велись разговоры о детских болезнях. Кое-что осело в памяти. Алексей решил, что сможет дать хотя бы совет.
Как только они вошли, Верка порозовела, синева в глазах стала тревожной. Алексей поспешно сказал, что хочет посмотреть ребятишек.
— На фронте санитаром был, — объяснил инвалид.
Еще в Сухуми Алексей сказал Верке, что был простым солдатом. Было совестно смотреть ей в глаза, но она все-все поняла, пригласила в комнату, где лежали ребятишки.
Он много раз представлял себе, как живет Верка, но то, что увидел, оказалось в сто раз хуже. Расшатанный стол, три стула с продавленными сиденьями, сундук с выпуклой крышкой, обитый полосками жести, старая металлическая кровать — вот и вся мебель. Около двери висело на гвоздях какое-то тряпье. Потолок был низкий, прогнувшийся.
С лежанки послышался вздох.
— Там маманя, — сказала Верка.
Снова послышался вздох.
— Кто пришел-то?
— К племяшам.
Алексей кашлянул, придал лицу озабоченное выражение.
— Какая у матери болезнь?
Инвалид прокатился по комнате, рассерженно бросил:
— Доктора разное толкуют. А она все чахнет и чахнет.
— Скоро помру, — послышалось с лежанки.
— Бог с тобой, маманя! — воскликнула Верка.
Инвалид шумно высморкался, поднял на Алексея тоскливый взгляд.
— Вот так и живем, браток.
Он подошел к разметавшимся на кровати ребятишкам. Худенькие, давно не стриженные, с влажными от пота волосами, они лежали валетом, были в полузабытьи. Даже самый неискушенный человек определил бы с первого взгляда — сильный жар. Откинув рваное одеяло, Алексей посмотрел, нет ли сыпи.
— Сульфидинчика бы раздобыть.
— А поможеть? — тотчас спросила Верка.
— Надеюсь.
— Достану!
— Где? — усомнился брат. — У Матихиных спрошу.
— Не дадут.
— Авось смилостивятся.